«Лишний человек» в русской литературе XIX века представлен как национально-своеобразное явление большой социальной значимости. Создатели этого типа дали ему многостороннюю характеристику, вскрыли его противоречивую сущность, указали на позитивное и негативное значение, определили идейный смысл и эстетическую значимость этого «знакового» литературного явления.
Традиционно считается, что «лишние люди» в русской литературе представлены двумя группами персонажей: к первой относят героев 20—30х гг. XIX века — Онегина («Евгений Онегин» А. С. Пушкина), Печорина («Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова) и некоторых других, ко второй — героев 40—50х гг. XIX века — Бельтова («Кто виноват?» А. И. Герцена), Агари на («Саша» Н.А. Некрасова), Рудина(«Рудин» И. С. Тургенева) и некоторых других.
А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов синтезировали в своих персонажах черты «лишнего человека» всей предшествующей русской литературы (первые контуры героев этого типа были намечены в «Рыцаре на час» Н. М. Карамзина, «Российском Вертере» М. В. Сушкова, «Теоне и Эсхине» В. А. Жуковского, «Чудаке» К.Ф. Рылеева, «Странном человеке» В. Ф. Одоевского, «Странствователе и домоседе» К. Н. Батюшкова и др.) и наметили основные векторы дальнейшего развития этого типа.
В 20—30х гг. XIX в. смысл и содержание образа «лишнего человека» состоит в вынужденном, исторически обусловленном отказе от деятельности. «Лишние люди» этого периода, обладая незаурядным умом и энергией, не могут действовать в силу объективных причин, поэтому силы их тратятся впустую на удовлетворение индивидуалистических желаний. Беда Онегина и Печорина не в неспособности, а в невозможности исполнить своё «предназначение высокое». Однако позитивное значение их не в реальной деятельности, но в уровне и качестве их сознания и самосознания по сравнению со средой. Неприятие существующих условий жизни, протест в форме неучастия в любой форме деятельности обусловливают в эпоху дворянской революционности и последующей за ней реакции особую позицию «лишнего человека» в русском обществе.
В 40—50х гг. XIX в. с изменением общественно-исторических условий жизни меняется и тип «лишнего человека». После семилетней реакции появляются более широкие возможности для деятельности, проясняются цели и задачи борьбы. Открывает галерею «лишних людей» 40—50х гг. Бельтов. Это герой с «болезненной потребностью дела», благородный, даровитый, но способный лишь на «многостороннее бездействие» и «деятельную лень». Затем «лишний человек» становится «идеологом» — он пропагандирует передовые идеи, воздействует на умы людей. Почётная роль «сеятеля» отводится Агарину — его благородные идеи падают на благодатную почву, и юная Саша уже не остановится только на «провозглашении» своих взглядов, но пойдёт дальше. Особое место Рудина в ряду «лишних людей» того времени определяется тем, что его устремления направлены не на личное, а на общее благо. Поднявшись до отрицания зла и несправедливости, он силой своего искреннего слова воздействует на сердца тех, кто молод, полон сил и готов вступить в борьбу. Его слово и есть его историческое дело.
60е гг. XIX века внесли коренные изменения в иерархию литературных героев. Зарождение и появление на исторической арене
новой социальной силы — революционно-демократической интеллигенции — проясняют аспекты и направления деятельности личности.
Необходимым условием «полезности» становится включение личности в реальную общественную практику. Это требование нашло отражение в целом ряде программных публикаций «шестидесятников» (Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева и др.). Отмечая многочисленные слабости и недостатки «лишнего человека» русской литературы XIX века, революционные демократы 60-х гг. отдавали дань всему тому положительному, что несли в себе эти герои.
Другие модификации данного типа (Обломов И. А. Гончарова, «парадоксолист» Ф. М. Достоевского, Лихарев и Лаевский А. П. Чехова) не могут считаться «классическими» в силу несоизмеримости социальной значимости и характера их влияния на общественное сознание.