Проблема «отцов и детей» в мировой литературе: типы взаимодействия между поколениями разных эпох.
Рассматривая произведения, основой конфликта которых являются непреодолимые противоречия, неизбежно вспоминаем трагедию
У. Шекспира «Гамлет».
Век вывихнут. Век расшатался.
Распалась связь времен.
Зачем же я связать её рожден?
Очевидно, причиной трагедии принца Датского стало не только вероломство Клавдия и предательство Гертруды, но и то, как принципы их жизни и правления ломают вековые нравственные устои. Гамлет становится хранителем традиций королевства, исполняет заветы истинного короля. Как ни странно, именно на новое поколение возложена ответственность за восстановление утраченной нравственности. Клятвы дружбы и любви для принца Гамлета священны, как были священны для его отца (преемственность ценностей между поколениями ощущается Шекспиром как естественный ход развития):
А дальше, господа,
Себя с любовью вам препоручаю.
Все, чем возможно дружбу доказать,
Вам Гамлет обездоленный исполнит
Поздней. Даст бог.
Нарушение клятв матерью, дядей воспринимается как катастрофа. Принц понимает неизбежность столкновения с теми «отцами», что своими поступками: братоубийством (Клавдий), изменой, забвением традиций траура (Гертруда), наушничеством (Полоний) – попирают вечные ценности жизни, разрушают гармонию. Мучительные раздумья о том, жить и терпеть или погибнуть, защищая справедливость, истину, дружбу, любовь находят разрешение в финальном поединке.
Показательно, что и Лаэрт, и Гамлет (представители молодого поколения) перед поединком клянутся в соблюдении законов чести:
Лаэрт
… я не примирюсь,
Пока от старших судей строгой чести
Не получу пример и голос к миру,
В отраду имени. До той поры
Любовь я принимаю как любовь
И буду верен ей.
Гамлет
Сердечно вторю
И буду честно биться в братской схватке.–
Подайте нам рапиры.
Финал трагедии строится так, чтобы зрителю открылось противостояние не просто короля и принца, но представителей двух эпох, двух поколений: Клавдия, презревшего законы братской любви, законы чести, признающего лишь законы собственных желаний, сеющего вокруг разрушение и смерть, и Гамлета, молодого правителя, жаждущего восстановить «времен связующую нить».
Конфликт поколений в трагедии Шекспира разрешается трагически: смерть рода Гамлетов – единственный способ, по мнению драматурга, уничтожить зло.
Ж.-Б. Мольер «Мещанин во дворянстве»
Иное решение проблема отцов и детей получает в высокой комедии Мольера «Мещанин во дворянстве». Господин Журден ослеплен желанием получить дворянский титул. Удивительно, но нелепая мечта, определяющая ценность человека не душевными качествами, а сословными привилегиями, отражает мировосприятие целого поколения. Другие герои комедии – дворяне – чувствуют свое социальное превосходство. По отношению к Журдену ведут себя надменно, втайне насмехаются над его амбициозными планами, при этом без стеснения пользуются его кошельком, берут взаймы и не торопятся возвращать долги.
Непонимание встречает Журден и со стороны родных, особенно дочери. Юная Люсиль недоумевает, как дворянский титул поможет отцу стать лучше. Добрый человек добр вне зависимости от титула, а негодяй останется негодяем, несмотря на сословную принадлежность: «Я полагаю, что всякий обман бросает тень на порядочного человека. Стыдиться тех, от кого тебе небо судило родиться на свет, блистать в обществе вымышленным титулом, выдавать себя не за то, что ты есть на самом деле, — это, на мой взгляд, признак душевной низости».
Именно конфликт между отцом и дочерью отражает важную нравственную позицию: ценить человека можно за душевные качества – не за богатства и не за титул. Когда Журден отказывается выдать дочь за человека не дворянского происхождения, при этом порядочного, умного, искреннего, начинается стремительное развитие действия. Мастер высокой комедии, Мольер побуждает зрителя сочувствовать влюбленным Клеонту и Люсиль, отстаивающим свое право быть вместе, и вместе с ним осуждает косные принципы и сословные предрассудки. Вдумчивый зритель понимает, что времена изменились – должны измениться и люди. Финал комедии – торжество справедливости. Искренняя любовь побеждает, законы нового времени (вместе с тем – «вечные» законы) побеждают нелепые правила прошлого.
П. Мериме «Маттео Фальконе»
Проспер Мериме в новелле «Маттео Фальконе» воспроизводит трагический день из жизни сицилийской семьи. Главный герой, уличив своего сына во лжи и предательстве, лишает его жизни. Мериме изображает Фальконе неразговорчивым, задумчивым мужчиной, который не поддается секундной слабости, а предпочитает обдумывать важные решения: «”Значит, этот ребенок первый в нашем роду стал предателем”. – Рыдания и всхлипывания Фортунато усилились, а Фальконе по-прежнему не сводил с него своих рысьих глаз. Наконец он стукнул прикладом о землю и, вскинув ружье на плечо, пошел по дороге в маки, приказав Фортунатто следовать за ним. Мальчик повиновался».
Момент сыноубийства в новелле представлен в форме диалога, из которого видны хладнокровие Маттео Фальконе, нежелание Фортунатто умирать и его страх перед отцом. Проспер Мериме особое внимание обращает на момент прощения греха: «”Фортунато! Стань у того большого камня”. Исполнив его приказание, Фортунато упал на колени. “Молись!- Отец! Отец! Не убивай меня! - Молись!” - повторил Маттео грозно. Запинаясь и плача, мальчик прочитал "Отче наш" и "Верую". Отец в конце каждой молитвы твердо произносил "аминь". - Больше ты не знаешь молитв? - Отец! Я знаю еще "Богородицу" и литанию, которой научила меня тетя. - Она очень длинная... Ну все равно, читай. Литанию мальчик договорил совсем беззвучно. - Ты кончил? - Отец, пощади! Прости меня! Я никогда больше не буду! Я попрошу дядю капрала, чтобы Джаннетто помиловали! Он лепетал еще что-то; Маттео вскинул ружье и, прицелившись, сказал:- Да простит тебя бог! Фортунато сделал отчаянное усилие, чтобы встать и припасть к ногам отца, но не успел. Маттео выстрелил, и мальчик упал мертвый».
Отец не смог простить сыну душевной слабости – финал трагичен.
Дж. Олдридж «Последний дюйм»
Однако не всегда противоречия в позициях героев разных поколений так остры. Конфликт поколений, конфликт между отцом и сыном может быть преодолен. Джеймс Олдридж в рассказе «Последний дюйм» побуждает читателя к размышлению о природе отношений между родителями и детьми. Отец, вынужденный провести день наедине с сыном, признается себе, что не испытывает к ребенку привязанности. Для него десятилетний Дэви – чужой и непонятный человек: «Бену хотелось чем-нибудь порадовать мальчика, но за много лет ему это ни разу не удавалось, а теперь, видно, было поздно. Когда ребенок родился, начал ходить, а потом становился подростком, Бен почти постоянно бывал в полетах и подолгу не видел сына». Бен считает Дэви никчемным слабаком. И намерен поскорее отправить его обратно к матери, чтобы не чувствовать обузы. Конфликт в этом рассказе носит неявный характер. Открытого противостояния мы не замечаем. Может, лишь в тот миг, когда раздраженный Бен пеняет сыну на плаксивость, слабый характер, чувствуем, что ни душевной теплоты, ни родственной близости между героями нет, и вряд ли они возникнут. Отец оставляет Дэви на берегу, не замечая, как боится тот одиночества, и уходит на охоту за акулами.
Все меняется за несколько минут. Пережив нападение акул, Бен оказывается абсолютно беспомощным. Привыкший рассчитывать только на себя и заботиться лишь о себе, внезапно он ловит себя на мысли, что оставляет в опасности сына: «Если он умрет, мальчик останется один, а об этом страшно даже подумать. Это еще хуже, чем его собственное состояние. Мальчика не найдут вовремя в этом выжженном начисто краю, если его вообще найдут». Бессилие Бена, как ни странно, помогает ему по-новому взглянуть на Дэви: теперь он вынужден полагаться на единственного человека, который оказался рядом. Дэви помогает отцу добраться до самолета, с яростным криком отрицая усталость: «Тон его удивил Бена: он никогда не слышал в голосе мальчика ни протеста, ни тем более ярости. Оказывается, лицо сына могло скрывать эти чувства. Неужели можно годами жить с сыном и не разглядеть его лица? Но сейчас он не мог позволить себе раздумывать об этом. Сейчас он был в полном сознании». Это первый сдвиг в отношениях отца и сына. А вскоре они и вовсе словно поменяются местами: слабеющий Бен выживает благодаря решительности и стойкости своего сына. Робкий и застенчивый Дэви преображается не только в глазах отца, в нем действительно пробуждаются новые качества: мужество, чтобы сесть за штурвал самолета, решительность и твердость, чтобы вести самолет сквозь бурю, посадить машину и спасти жизнь отца. Мы понимаем, что связь между близкими людьми не утрачена, ведь все эти черты Дэви – от отца. Их надо было разглядеть, их надо было пробудить. И что не удалось сделать отцу, то свершилось по воле судьбы. «Когда привели Дэви, Бен увидел, что это был тот же самый ребенок, с тем же самым лицом, которое он так недавно впервые разглядел. Но дело было совсем не в том, что разглядел Бен: важно было узнать, сумел ли мальчик что-нибудь увидеть в своем отце». Пропасть, разделявшая отца и сына, постепенно исчезает. Доверие, родство и желание стать семьей чувствуем мы в финальных строках рассказа: «Ему, Бену, теперь понадобится вся жизнь, вся жизнь, которую подарил ему мальчик. Но, глядя в эти темные глаза, на слегка выдающиеся вперед зубы, на это лицо, столь необычное для американца, Бен решил, что игра стоит свеч. Этому стоит отдать время. Он уж доберется до самого сердца мальчишки! Рано или поздно, но он до него доберется. Последний дюйм, который разделяет всех и вся, нелегко преодолеть, если не быть мастером своего дела. Но быть мастером своего дела – обязанность летчика, а ведь Бен был когда-то совсем неплохим летчиком».