Короткий рассказ-аргумент для сочинения ЕГЭ. Проблемы и темы.
-отношение к животным
-истинная дружба
-человечность
-судьба
-удача
-смелость
-самопожертвование
Другие произведения автора: https://fantlab.ru/autor3745/alleditions
-отношение к животным
-истинная дружба
-человечность
-судьба
-удача
-смелость
-самопожертвование
КАНАТОХОДЕЦ
Время чтения рассказа - 20 минут.Другие произведения автора: https://fantlab.ru/autor3745/alleditions
В звёздную рождественскую ночь, ступая босыми пятками по снегу, из цирка Честняги Аршамбо ушла Удача. Она выбралась из-под полога шапито, с минуту постояла, прощаясь, и по тающему под ногами насту заскользила через Марсово поле на свет фонарей с улицы Бурдонне.
Удача ушла вслед за переманенным в заведение Арно укротителем синьором Караччоло, двумя его медведями, макакой и наездницей мамзель Фрике, которую синьор укрощал по ночам, в свободное от медведей время.
Удача ушла, но Честняга Аршамбо, пробудившись поутру, об этом не подозревал. Шапито прибыл в Париж накануне Рождества, юбилейного, тысяча девятисотого по счёту. Праздничное представление принесло немалые барыши, а новогоднее сулило ещё большие. Почёсываясь и позёвывая спросонья, Честняга спрыгнул из кибитки на снег. Раскланялся с парой-тройкой любопытствующих столичных буржуа и в следующий миг обнаружил, что в привычном глазу антураже не хватает шатра с медвежьей клеткой. Честняга Аршамбо слыл непревзойдённым пройдохой, и когда выяснилось, что вокруг пальца обвели его самого, сдерживать гнев не стал. Следующие полчаса затаившееся под снегом Марсово поле смущённо ёжилось под ураганом отборных ругательств на языках всех одиннадцати стран, по землям которых когда-либо странствовал с бродячим цирком Честняга.
Беппо попался под горячую руку владельцу заведения, когда поток брани у того ещё не полностью иссяк. Был Беппо злющ, несносен и страдал многочисленными недугами, свойственными старой, вышедшей в тираж цирковой обезьяне породы шимпанзе. Усилиями синьора Караччоло Беппо обучился расхаживать во фраке с ботфортами, носиться по манежу на самокате, исполнять боковое сальто-мортале в конном вольтиже и ненавидеть весь мир. Какой-то десяток лет назад Беппо ещё блистал на арене и приносил заведению ощутимые дивиденды, ныне же он годился разве что на кривлянье в клоунаде. Неудивительно, что синьор Караччоло, по-английски распрощавшись с “Шапито Честняги Аршамбо”, заодно решил расстаться и с облезлым неприветливым ветераном.
- А ты, проклятая образина, значит, осталась у нас дармоедничать? - констатировал Честняга, обнаружив привязанного к стойке ограждающего манеж барьера Беппо. - Чёртова дохлятина, - Аршамбо подхватил забытый у барьера берейторский арапник и вытянул Беппо поперёк спины. – Эй, кто-нибудь, пристрелите обезьяну! Впрочем, нет: продадим её на живодёрню.
Разбуженные руганью цирковые молчали, потупившись.
- Не надо бы, хозяин, - робко вступился за Беппо здоровила Жан-Поль, могучий силовой акробат и отчаянный добряк.
- Ему и так немного осталось, - поддержал Жан-Поля его напарник Жан-Клод. - Пускай уж доживёт с нами.
- “Доживёт с нами”, - издевательски передразнил акробата Честняга и вновь вытянул бедолагу Беппо кнутом. - Этот прожорливый урод? Нет уж, увольте. Обезьяна отправляется на живодёрню!
Акробаты смолчали: возражать владельцу заведения было чревато.
- Обезьяна остаётся.
Честняга Аршамбо резко обернулся. Канатоходец Малыш Луи, скрестив на груди руки, невозмутимо смотрел хозяину цирка в глаза.
Был Малыш Луи низкоросл, не выше Беппо, почти карлик. Ещё был он угрюм, нелюдим и немногословен. А ещё Малыша Луи побаивались. Страха канатоходец не знал, за голенищем сапога носил нож, и поговаривали, что управлялся с ним так же искусно, как с шестом-балансиром на проволоке под цирковым куполом.
- А кормить этого проглота кто будет? - сбавил обороты Честняга.
Малыш Луи хмыкнул, шагнул к Беппо, отвязал его от барьера и повёл за собой прочь.
***
На место покинувшей цирк-шапито Удачи явилась Невезуха. Нового укротителя найти не удалось. Одна за другой издохли две тягловых лошади. Выбыл из труппы, сломав на репетициях ногу, гимнаст. Сохший по удравшей с синьором Караччоло мамзели крафт-жонглёр стал с горя попивать. Он то и дело освистывался публикой, когда ронял на манеж гири, ядра и булавы. Доходы упали, теперь заведение едва сводило концы с концами. Из Франции цирк перебрался в Швейцарию, поколесил по Австро-Венгрии и к лету откочевал в Италию. Дела не улучшились. Кибитки вереницей тянулись по проезжим трактам, а за ними вслед, хромая и спотыкаясь на дорожных ухабах, упорно и неотступно тащилась Невезуха.
Ревматический облезлый шимпанзе с годами стал мудрым. Человеческой речи он не разумел и потому не знал, что стоял уже на пороге живодёрни. Но чутьём, острым, звериным, тем, что не смог забить кнутом и пинками синьор Караччоло, Беппо был богат. Чутьём он сумел понять, что сделал для него канатоходец. И оценить сумел тоже. Теперь, просыпаясь в видавшей виды кибитке по утрам, Малыш Луи зачастую находил у себя под боком мирно посапывающую лохматую голову Беппо. Злая, взращенная в неволе и воспитанная побоями обезьяна на старости лет внезапно обрела друга. Такого же нелюдимого, угрюмого и низкорослого, как она сама.
- А мы с тобой похожи, дружище, - с удивлением сказал однажды Малыш Луи, скармливая Беппо приобретённый на туринской ярмарке банан. - Даже внешне. Что взять, оба мы с тобой – цирковые.
Беппо осклабился. Он не понял ни единого слова, но был согласен. Малыш Луи, как говорили о потомственных циркачах, родился в опилках. Шимпанзе на свет появился в клетке. Разницы не было - Беппо чутьём осознавал сродство.
- Не везёт нам в последнее время, - пожаловался Честняга Аршамбо индийскому факиру и заклинателю змей Прабхакару Сикху. - Надо что-то менять, как ты считаешь?
Факир и заклинатель змей с труднопроизносимым именем покивал. В везении он понимал толк, потому что ни факиром, ни индусом не был, а звался Рамиром и происходил из самой что ни на есть заурядной семьи кочевых цыган.
- К гадалке пойду, - сообщил владельцу заведения Прабхакар-Рамир. - Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай.
Неожиданностей гадание не принесло, потому что показали карты цирку-шапито каждодневную, рутинную, оскомину набившую дальнюю дорогу.
- В Испанию, - уточнил направление дальней дороги заклинатель-факир. Поправил серьгу в ухе и добавил решительно: - Там и свезёт, карты врать не станут.
На самом деле особой уверенности в предсказании кочевой индус не питал. У него тоже было чутьё, пускай и не такое острое, как у Беппо. Но было – особое чутьё, цыганское. И ничего хорошего оно не предвещало.
***
На золотом каталонском пляже, допьяна надышавшись бризом, заплутала среди прибрежных эвкалиптов и отстала от цирка Невезуха. На сельской ярмарке Честняга Аршамбо прикупил за бесценок четвёрку лошадей, в Жероне к шапито прибились согласные работать за гроши наездник Пабло и шпагоглотатель Хуан, а в Сабаделе догнал труппу залечивший сломанную ногу гимнаст. Таким образом, дела пошли в гору, и Честняга, потирая руки в предвкушении барышей, велел готовиться к выступлению в Барселоне. Он не знал, что под пологом головной кибитки умостилась уже, пригрелась и терпеливо ждала своего часа Беда.
Театр начинается с вешалки, а цирк – с парад-пролога, торжественного марша труппы перед зрителями за час-другой до начала представления. На этом парад-прологе Честняга превзошёл самого себя. Он сыпал шутками, на лету слагал стихотворные экспромты, азартно пикировался с белым и рыжим клоунами, в общем, проделывал всё то, чем способен завлечь публику опытный и умелый шпрехшталмейстер.
Цирк оказался полон, и представление удалось. Силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод выложились во французской борьбе. Отточенными движениями швырял в воздух пудовые гири неделю не бравший в рот ни капли спиртного крафт-жонглёр. Запрокинув лицо, сантиметр за сантиметром вбирал в себя острый клинок шпагоглотатель Хуан. Извлёк из мешка двух кобр и заиграл на дудке разухабистую цыганскую плясовую спрятавший под тюрбаном ушную серьгу факир Прабхакар Сикх. И даже Беппо, обретший внезапно вторую молодость старый Беппо, исполнил своё коронное сальто-мортале со спины скаковой лошади.
Когда второй час представления подошёл к концу, когда зрители аплодисментами отбили уже ладони, когда рыжий клоун, шатаясь от усталости, под хохот толпы повалился на белого, кулисы, скрывающие креплённый к мачте под куполом помост, распахнулись. Канатоходец в атласном кружевном камзоле и щегольском широкополом цилиндре ступил на проволоку. Толпа ахнула: необходимый для поддержания равновесия шест-балансир канатоходец небрежно держал под мышкой.
Забравшись на мачту и судорожно вцепившись в купольную ткань, старый Беппо с ужасом смотрел на шагающего по проволоке Малыша Луи. Стараниями беглого укротителя синьора Караччоло, канат Беппо ненавидел и боялся его панически, отчаянно. Для битого, поротого циркового шимпанзе понятия “канат” и “кнут” намертво слились воедино, и никакая сила в мире не могла бы заставить Беппо ступить на проволоку, не говоря уже о том, чтобы по ней пройтись, пусть даже на четвереньках. Поэтому всякий раз, когда Малыш Луи шагал по канату, жонглируя балансиром, подбрасывая в воздух цилиндр и ловя его на конец шеста, старый облезлый шимпанзе умирал от страха.
Долгие десять минут Малыш Луи демонстрировал публике чудеса эквилибристики. Затем под восторженный рёв сунул под мышку шест и вальяжно, словно шагал по парижскому бульвару, удалился по проволоке за кулисы. Старый Беппо съехал по мачте вниз и, сгорбившись, закосолапил к гримёрной. На пороге остановился. Вцепившись в портьеру, замер, глядя на переодевающегося канатоходца.
- Эй, смотрите, да он плачет, - изумлённо ахнул шпагоглотатель Хуан.
Беппо и вправду плакал, от счастья. Плакал, как это делают обезьяны – без слёз.
Из Барселоны бродячий цирк двинулся на запад в Сарагосу, оттуда дальше в Вальядолид, затем повернул на юг к Мадриду. Каждое представление на пути давало немалые сборы. Честняга Аршамбо вскорости стал путаться, подсчитывая выручку, и подумывать о покупке небольшого домика где-нибудь под Марселем или Нантом. А в головной кибитке тряслась по кастильским дорогам в ожидании своего часа Беда.
Час Беды настал душной мадридской ночью под тусклым светом ущербной луны. Никто в цирке так и не узнал, по какой причине вспыхнул пожар, за считаные минуты поглотивший составленные в круг кибитки.
На этот раз Честняга Аршамбо браниться не стал. На следующее утро он стоял с непокрытой головой под палящими лучами августовского солнца и тоскливо смотрел на то, что осталось от заведения.
- Эх, хорошо, - услышал Честняга глумливый голос за спиной.
Он обернулся. Непотребного вида девка с подбитым глазом хохотала ему в лицо.
- Ты кто? - шёпотом спросил Аршамбо.
- Я-то? - переспросила девка сквозь хохот, - Я – твоя Беда. Ухожу от тебя, прощай.
- С кем говоришь, хозяин? - подступился к Честняге заклинатель змей. - Нет же никого, а ты…
Цыган осёкся. Ему вдруг почудилось, что в тяжёлом августовском зное медленно растворяются вульгарные черты непотребной распутной девки.
***
Благая весть пришла к Честняге Аршамбо на следующие сутки, через час после того, как он принял решение распустить труппу.
- Её величество Мария Кристина, королева-консорт Испании, наслышана о вашем несчастье, мэтр, - торжественно обратился к Честняге дворцовый курьер. - Королева соболезнует и хотела бы частично возместить убытки.
Владелец цирка согнулся в поклоне.
- Слава королеве, - ошеломлённо пролепетал он.
- Взамен, - невозмутимо продолжил курьер, - её величество просит дать представление в её честь на площади Пласа-Майор. Там расположена арена с амфитеатром, где обычно проходит коррида. Королева прикажет ткачам пошить цирковой купол взамен сгоревшего, в двухнедельный срок купол будет готов. Могу ли я передать её величеству ваше согласие, мэтр?
***
- Плохое место, хозяин, - наперебой принялись отговаривать Честнягу силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод. - Негоже цирковым артистам выступать там, где происходят убийства.
- Убийства быков, болваны, - загорячился Честняга. – Понятно вам? Быков! Впрочем, вы двое недалеко от них ушли. А ты что скажешь? - повернулся Аршамбо к заклинателю.
Рамир задумчиво теребил серьгу в ухе. Молчал. Он, как и положено цыгану, в дурные приметы верил.
- К гадалке пойду, - сообщил наконец факир-заклинатель. - Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай.
От гадалки цыган вернулся мрачным, насупленным.
- Плохо карты легли, хозяин, - буркнул он. - Как бы не случилось чего.
Честняга Аршамбо закаменел лицом. До сих пор предсказаниям он старательно следовал, о чём ни разу не пожалел.
- Чего б не случилось? - переспросил он. - Чего именно?
- Не знаю, хозяин, - пожал плечами цыган. - Гадалка трижды кидала, и всякий раз выпадали крести. Не к добру.
Честняга долго размышлял, нахмурившись и уставившись в пол. Потом сказал:
- У нас и так всё не к добру. Отказываться от шанса из-за дурацких суеверий я не намерен. И тебе не советую.
- Как скажешь, хозяин.
- Ступай. И вот что, не вздумай кому-нибудь болтануть.
***
За час до начала представления на Пласа-Майор пришла Смерть. Была она здесь завсегдатаем, за несколько последних веков не пропустив ни единой корриды. Два воскресных часа были для Смерти заслуженным отдыхом от постылой каждодневной работы. Здесь, в амфитеатре, она не исполняла чужую волю, здесь она выбирала, кому жить, а кому умирать, сама. И иногда позволяла себе отправить в дальний путь по тёмной дороге не бессловесную рогатую тварь, а вёрткого изящного щёголя.
Просочившись через каменную стену, Смерть проникла в амфитеатр. Остановилась, застыла, внимательно рассмотрела натянутый на вертикально врытые в землю мачты пёстрый, в красно-синюю полосу купол. Удивлённо клацнула челюстью, пожала костлявыми плечами, хмыкнула и устроилась в первом ряду.
Факир и заклинатель змей Прабхакар Сикх Смерть не увидел, почувствовал. Шпрехшталмейстер уже сложил первый экспромт, рыжий клоун уже оттаскал за нос белого, а цыган Рамир, замерев в проходе между кулисами, всё не мог оторвать пристального взгляда от пустующего места в первом ряду. Очнулся Рамир, лишь когда почувствовал, что кто-то мёртвой хваткой вцепился ему в рукав.
Цыган выдохнул и опустил взгляд. Уставившись круглыми от страха глазами туда же, куда и он, рядом с заклинателем дрожала выряженная во фрак перепуганная старая обезьяна.
Цыган ухватил обезьяну за шкирку и потащил за собой назад, в темноту огороженного кулисами пространства.
- Ты тоже почуял, да? - ошеломлённо спросил Рамир.
Он мог бы поклясться, что старый шимпанзе кивнул в ответ.
В отличие от цыгана, Беппо увидел Смерть воочию, так, как видят костлявую звери в стае, когда она приходит за одним из них. За мной, беспорядочно думал старый Беппо, за мной, за мной, за мной. Он отчаянно не хотел, не желал умирать, особенно сейчас, когда в его никчемную, наполненную унижениями и побоями обезьянью жизнь ворвалось вдруг счастье.
- Что с тобой, дружище? - Малыш Луи приблизился, ласково потрепал Беппо по затылку. – Эй, да ты весь дрожишь, никак простыл? Ничего, вечером налью тебе немного коньяку. Ну, давай, давай, соберись, сейчас твой выход.
Механически передвигая конечности и не отрывая взгляда от пустующего места в первом ряду, Беппо заковылял по арене. Он сам не знал, как ему удалось забраться на лошадь. Щёлкнул хлыстом берейтор, качнулся, а затем и понёсся вскачь переполненный амфитеатр.
- Алле!
Беппо взвизгнул и метнулся с лошадиного крупа прочь в сумасшедшем сальто. Пустующее место в первом ряду стремительно приближалось. Беппо пронзительно завизжал, он летел прямиком в объятия Смерти. Не долетел – вмазался в ограждающий арену барьер, рухнул вниз и, ещё не веря, что живой, озираясь, на четвереньках припустил к проходу. Смерть, нацелив на Беппо костлявый палец, тряслась от смеха в первом ряду.
- Как же так, дружище? - захлопотал вокруг Беппо Малыш Луи. – Больно, да? Больно? Ничего. А ну, пошли отсюда! - набросился Малыш на хихикающих цирковых. - Вы все вместе этой обезьяны не стоите!
К антракту Беппо осознал, что Смерть его не взяла. А ещё осознал, что теперь она непременно заберёт кого-то другого. Кряхтя от боли и подвывая от страха, Беппо вскарабкался по мачте, уселся на траверсу и намертво вцепился в купол.
- Его возьми, его, - молил Беппо, тыча лапой в направлении шпрехшталмейстера. - Или этого, с гирями. Или клоуна, даже обоих. Только не…
Время шло, представление близилось к концу, а Смерть, завороженно глядя на арену, ещё не выбрала.
- Факир, где факир? - суетился в двадцати метрах под Беппо Честняга Аршамбо. - Его выход, где это чёртово цыганское отродье?
- Хозяин, - метнулся к Честняге из темноты рыжий клоун. - Факир на манеж не выйдет, у него скрутило живот. Стесняюсь сказать: блюёт.
- Проклятье! Где канатоходец?
- Уже под куполом.
- Кто-нибудь, крикните ему, пусть выходит!
***
Смерть и не заметила, как единым мигом сгинули два часа. Она пришла в себя, лишь когда образовалась заминка после очередной клоунады. Смерть встрепенулась, подобралась: представление заканчивалось.
- А сейчас, в финальном номере, - зычно кричал с арены толстячок в дурацкой шляпе, - перед вами выступит непревзойдённый мастер эквилибра, канатоходец…
Смерть не дослушала. Придётся брать канатоходца, невозмутимо решила она. Выбора уже не осталось. Что ж…
Портьера под куполом цирка распахнулась. Канатоходец в щегольском широкополом цилиндре, застыв, стоял на краю помоста. Необходимый для поддержания равновесия шест-балансир он почему-то держал под мышкой.
- Прости, - сказала канатоходцу Смерть.
Секунду-другую тот ещё постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем бросился с помоста на проволоку. Смерть махнула костлявым запястьем. Канатоходец оступился, пошатнулся и, не удержав равновесия, полетел с двадцатиметровой высоты вниз.
***
- Цилиндр, он схватил мой цилиндр… И шест…
На арене, в опилках, раскинув в стороны лапы, мёртвыми глазами глядел в купол цирка старый облезлый шимпанзе.
Слёзы текли у Малыша Луи по щекам.
Комментарии (0)
