Подготовка к ОГЭ по русскому языку
(1)Рота уже залегла перед броском. (2)Вокруг Альки посвистывало, звучно причмокивало, от деревни доносился треск, будто горели сухие дрова. (3)Ухнули мины. (4)Алька не успел добежать до залёгшей цепи: правую руку ударило, точно палкой, наотмашь, пальцы тотчас скрючились, одеревенели, рука жёстко согнулась в локте. (5)Алька выпустил автомат.
(6)«Наверное, кость раздробило...»
(7)Он попытался вытащить руку из рукава, но она не поддавалась. (8)Алька зажал её между колен, потянул – боли не было, но рука не двигалась. (9)Решив, что она держится на каком-нибудь случайно не перебитом сухожилии, Алька стал неторопливо снимать шинель. (10)Расстёгивать крючки одной рукой было неудобно, он пыхтел, вставал во весь рост; он не замечал свиста пуль и разрывов мин. (11)Он был раненый, выбывший из игры!
(12)Наконец он сбросил шинель, закатал рукава гимнастёрки и нательной рубахи – чуть выше локтя сочилось сукровицей отверстие величиной с клюквину.
(13)Внезапно в памяти возник смех легкораненых, одновременно конфузливый и счастливый смех, и он засмеялся тоже, ругая свою поспешную решимость расстаться с рукой, и пошёл, покачивая её на весу, как младенца, будто жалея.
(14)Шёл он, не торопясь, ни о чём не думая, в умиротворении и гордости: он раненый – и может теперь на вполне законных основаниях не воевать!
(15)Миновал горящую «тридцатьчетвёрку», которая стояла чёрная, закопчённая и пустая, а вокруг пахло горелой резиной и раскалённым железом. (16)Башня, покрытая густым слоем сажи, валялась метрах в десяти: её сорвало взрывом и отбросило от танка. (17)И Степан упал где-то здесь...
(18)Степан, сжимая оружие в руках, согнувшись, лежал поодаль, у неглубокой прозрачной лужи, видимо, пытался ползти, причём не в сторону лазарета...
(19)Стыд огнём ударил Альке в лицо! (20)Он оглянулся воровато и тут же осознал, что он открыт для пуль и осколков.
(21)Алька бросился на землю. (22)В лужу тут же шлёпнулась мина, продолговатая, небольшая мина с перистым грубым хвостом и блестящим ободком у головки.
(23)Алька смотрел на неё зачарованно, а мина висела в некоем остановившемся пространстве – времени.
(24)Неожиданно что-то грубо-живое разрушило это жуткое очарование – это Степановы руки дёрнулись, поползли из воды к голове, бороня пальцами мокрую землю.
(25)Алька встал на ноги, огляделся, и душа его вдруг вскипела, распахнув все его чувства и белому небу, и мокрой земле, разрываемой пулями, но особенно Степану, лежащему рядом...
(26)Оглянувшись, Алька вновь увидел свою роту, залёгшую перед новым броском шагах в пятидесяти от него, увидел и поднявшегося уже капитана Польского.
(27)Услышал, как он закричал: «Вперёд!»
– (28)Степан, потерпи, я сейчас... – сказал Алька Степану твёрдым уверенным голосом, левой рукой поднял пулемёт, уложил его ствол на правую, неподвижную и согнутую в локте, и побежал на фланг роты: там – теперь он их видел отчётливо – за соломенным плетнём залегли немцы.
(29) Алька бежал, не помня себя, не чувствуя боли, стрелял на бегу и кричал, кричал слова, которые кричат все солдаты во время атаки и которые почему-то так помогают в бою.
(30)Удар! (31)И как будто резинкой пропахали по волосам ото лба к темени...
(32)Очнулся Алька в госпитальной палате. (33)Над ним склонилась знакомая медсестра, взгляд её был упругим и ласковым, как поглаживание.
– (34)Степана доставили? (35)Сержанта Елёскина?..
(36)Медсестра ответила неторопливым кивком.
– (37)То-то, – назидательно и удовлетворённо прошептал Алька и попросил пить.
(По Р. П. Погодину*)
* Радий Петрович Погодин (1925-1993) – русский советский писатель, поэт и сценарист, художник.
Сочинение по тексту Погодина
(1)Рота уже залегла перед броском. (2)Вокруг Альки посвистывало, звучно причмокивало, от деревни доносился треск, будто горели сухие дрова. (3)Ухнули мины. (4)Алька не успел добежать до залёгшей цепи: правую руку ударило, точно палкой, наотмашь, пальцы тотчас скрючились, одеревенели, рука жёстко согнулась в локте. (5)Алька выпустил автомат.
(6)«Наверное, кость раздробило...»
(7)Он попытался вытащить руку из рукава, но она не поддавалась. (8)Алька зажал её между колен, потянул – боли не было, но рука не двигалась. (9)Решив, что она держится на каком-нибудь случайно не перебитом сухожилии, Алька стал неторопливо снимать шинель. (10)Расстёгивать крючки одной рукой было неудобно, он пыхтел, вставал во весь рост; он не замечал свиста пуль и разрывов мин. (11)Он был раненый, выбывший из игры!
(12)Наконец он сбросил шинель, закатал рукава гимнастёрки и нательной рубахи – чуть выше локтя сочилось сукровицей отверстие величиной с клюквину.
(13)Внезапно в памяти возник смех легкораненых, одновременно конфузливый и счастливый смех, и он засмеялся тоже, ругая свою поспешную решимость расстаться с рукой, и пошёл, покачивая её на весу, как младенца, будто жалея.
(14)Шёл он, не торопясь, ни о чём не думая, в умиротворении и гордости: он раненый – и может теперь на вполне законных основаниях не воевать!
(15)Миновал горящую «тридцатьчетвёрку», которая стояла чёрная, закопчённая и пустая, а вокруг пахло горелой резиной и раскалённым железом. (16)Башня, покрытая густым слоем сажи, валялась метрах в десяти: её сорвало взрывом и отбросило от танка. (17)И Степан упал где-то здесь...
(18)Степан, сжимая оружие в руках, согнувшись, лежал поодаль, у неглубокой прозрачной лужи, видимо, пытался ползти, причём не в сторону лазарета...
(19)Стыд огнём ударил Альке в лицо! (20)Он оглянулся воровато и тут же осознал, что он открыт для пуль и осколков.
(21)Алька бросился на землю. (22)В лужу тут же шлёпнулась мина, продолговатая, небольшая мина с перистым грубым хвостом и блестящим ободком у головки.
(23)Алька смотрел на неё зачарованно, а мина висела в некоем остановившемся пространстве – времени.
(24)Неожиданно что-то грубо-живое разрушило это жуткое очарование – это Степановы руки дёрнулись, поползли из воды к голове, бороня пальцами мокрую землю.
(25)Алька встал на ноги, огляделся, и душа его вдруг вскипела, распахнув все его чувства и белому небу, и мокрой земле, разрываемой пулями, но особенно Степану, лежащему рядом...
(26)Оглянувшись, Алька вновь увидел свою роту, залёгшую перед новым броском шагах в пятидесяти от него, увидел и поднявшегося уже капитана Польского.
(27)Услышал, как он закричал: «Вперёд!»
– (28)Степан, потерпи, я сейчас... – сказал Алька Степану твёрдым уверенным голосом, левой рукой поднял пулемёт, уложил его ствол на правую, неподвижную и согнутую в локте, и побежал на фланг роты: там – теперь он их видел отчётливо – за соломенным плетнём залегли немцы.
(29) Алька бежал, не помня себя, не чувствуя боли, стрелял на бегу и кричал, кричал слова, которые кричат все солдаты во время атаки и которые почему-то так помогают в бою.
(30)Удар! (31)И как будто резинкой пропахали по волосам ото лба к темени...
(32)Очнулся Алька в госпитальной палате. (33)Над ним склонилась знакомая медсестра, взгляд её был упругим и ласковым, как поглаживание.
– (34)Степана доставили? (35)Сержанта Елёскина?..
(36)Медсестра ответила неторопливым кивком.
– (37)То-то, – назидательно и удовлетворённо прошептал Алька и попросил пить.
(По Р. П. Погодину*)
* Радий Петрович Погодин (1925-1993) – русский советский писатель, поэт и сценарист, художник.
Сочинение по тексту Погодина
Комментарии (0)
